Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

По Черняковской я ехала не торопясь, чтобы не пропустить вывески вулканизационной мастерской. Улица неширокая, и за мной вынуждено было тащиться такси, зеленая «Варшава». Я хотела пропустить его и даже несколько раз притормаживала, чтобы не путаться у него под ногами и спокойно разыскивать нужный мне дом. Таксисту не удалось воспользоваться возможностью обогнать меня, потому что его пассажир, похоже вдребадан пьяный, никак не мог указать дом, где следует остановиться. Таксист уже сделал несколько попыток, останавливался, но все его усилия выжать из пассажира информацию оказались тщетными. Судя по жестам пьяницы, он жил в нескольких домах одновременно.

Тут передо мной мелькнула вывеска вулканизационной мастерской. Земянский должен быть рядом. Я остановила машину, муж забрал с заднего сиденья рулон с узором и вышел, велев мне ждать его. Поскольку он вошел во двор дома, перед которым я затормозила, стало ясно — привезла его на место. Такси с пьяным пассажиром наконец смогло проехать дальше. Кажется, они нашли нужный дом, потому что шофер остановил машину, и пьяница начал вылезать из нее. Это продолжалось довольно долго. Наконец вылез, но, не найдя опоры, пошатнулся и, чтобы не упасть, навалился на капот. С трудом развернувшись и опершись о машину задом, он огляделся, и, видимо, остался недоволен увиденным, так как сделал попытку залезть в машину обратно, не рискуя, однако, оторваться от нее и перекатываясь по ней до самой дверцы. Шофер тщетно пытался отговорить его от этого намерения.

Я с интересом наблюдала эту сцену, которая несколько скрасила ожидание. А впрочем, зачем же я так послушно ожидаю мужа? Не разумнее ли будет бросить его на произвол судьбы и уехать, не дождавшись? Ведь Басенька очень здорово приучила его к своим художествам, благодаря им только и можно объяснить тот факт, что он до сих пор меня не разоблачил, а если буду излишне покорна, то как пить дать разоблачит.

Муж успел вернуться до того, как я приняла решение.

— А теперь домой! — пробурчал он. Пьянице удалось-таки залезть обратно в такси. Шофер, похоже, смирился, захлопнул за ним дверцу, сел и развернулся, опередив меня. Наверное, специально поторопился, вспомнив, как пришлось тащиться за мной. Ничего, на первом же перекрестке «вольво» показало, что оно «вольво»! А этот придурок, муж, пусть потерпит. В конце концов, должна же Басенька продемонстрировать свою неприязнь к мужу? Муж, как ни странно, сидел спокойно и не прореагировал ни на одну автомобильную штучку. Я было огорчилась, но на Бельведерской до него дошло, что происходит с машиной, и он, к величайшему моему удовлетворению, впал в настоящую панику. Когда я припарковалась у нашего дома, он был в невменяемом состоянии.

Прошло три дня, и я окончательно успокоилась. Немного даже привыкла и к новой роли, и к новому дому. Жизнь, в общем, шла спокойная, я старалась придерживаться раз заведенного порядка. В своем рабочем столе в мастерской я обнаружила множество Басенькиных рисунков и набросков. Три из них были сколоты вместе и обозначены жирной «птичкой» — явно те, над которыми следовало работать. Я прикрепила к чертежной доске новый лист астралона и приступила к работе, за которой с захватывающим интересом наблюдал рыжий дебил за окном. К нему я тоже немного привыкла, и он уже не так мешал. А если свистнет нашу коммерческую тайну, пусть голова болит у Басеньки.

Муж тоже не доставлял особых хлопот, вел себя, как положено, в меру придирался, в меру грубил, в общем, ничего особенного. Виделись мы нечасто, должно быть, мое присутствие ему тоже не доставляло радости.

Итак, я успокоилась и обрела душевное равновесие, которого лишилась, ознакомившись с романом века и согласившись личным участием помочь бедным влюбленным. Немало нервов мне это стоило, чего скрывать, но, кажется, все обошлось, мероприятие оказалось не столь уж сумасбродным.

В спокойной обстановке ко мне вернулась способность мыслить логично, и я стала удивляться. Играть роль Басеньки оказалось что-то уж слишком легко… Вот если бы муж встречал меня очень редко, видел издали, например, на улице, в Басенькиных одеждах, которые знает и помнит, я бы еще могла понять… Внешне я действительно очень походила на его жену, каждое утро перед тем, как выйти из своей комнаты, старательно подделывалась под Басеньку, положив перед собой ее фотографию и стараясь выполнять все указания гримера. Но ведь лицо — это еще не все, у человека столько индивидуальных черточек, характерных только для него… А ведь мы встречаемся по нескольку раз на день, общаемся, он видит меня вблизи. И до сих пор не понял, что я — не Басенька? Удивительно.

Я удивлялась и в то же время смутно чувствовала — не тому я удивляюсь! И дело вообще не в этом, а в чем-то другом. В чем — трудно сформулировать, но происходило что-то неестественное, нелогичное, чего никак не должно было быть.

Поужинав, я мыла за собой посуду в кухне, стараясь не перепутать и ненароком не вымыть его чашки или тарелки, когда он по своему обыкновению просунул голову в дверь и невежливо буркнул:

— Ты… куда утюг задевала?

Грязный нож вывалился у меня из рук. Вот, опять он начинает! Откуда мне знать, куда Басенька спрятала утюг? Он мне нигде не попадался, точно так же, как и швейные принадлежности. До сих пор я их не обнаружила. Почувствовала, что опять впадаю в панику, почувствовала, как во мне растет раздражение, на сей раз против несносной Басеньки, из-за которой приходится столько нервничать, и совершенно естественным раздраженным тоном ответила:

— Туда, куда положено. А если там нет, то в другом месте. Разуй глаза и поищи.

Муж явно собирался дать мне достойный ответ, но, похоже, ничего не придумал, пожал плечами и убрал голову из кухни.

Покончив с посудой, я занялась поисками утюга. Интересно, куда Басенька могла его сунуть? Не выбросила же, в самом деле, в окно, как однажды поступила с грязными тарелками. Но в любом случае, что бы она с ним ни сделала, я должна это знать, ибо Басенька — это я.

Муж, похоже, больше не собирался задавать мне глупые вопросы и взялся самостоятельно отыскать утюг, стараясь, чтобы я этого не заметила. Я, со своей стороны, старалась скрыть от него свои поиски. Мы энергично работали. Я в кухне, муж в прихожей. Перетряхивая в двадцатый раз все кухонные шкафчики, я вздрогнула от грохота, который раздался в прихожей. Оказалось, роясь в большом встроенном шкафу под лестницей, муж уронил пылесос и теперь стоял над его останками как живой памятник отчаянию и безнадежности. В одной руке он держал очки, другую запустил, по своему обыкновению, в шевелюру.

При виде меня он вздрогнул и попытался сделать вид, что ищет совсем не утюг.

— Ну, разумеется, — сказал он голосом, который наверняка считал ехидным. — Нигде не найдешь этого… как его… Нигде ничего не найдешь!

Я глядела на него во все глаза и совсем забыла, что надо тоже ответить что-нибудь поехиднее. Я вдруг четко осознала — он меня боится! Ведь это же ясно как день — он так же панически боится меня, как и я его. Ничего не понимаю. Ну я его боюсь, это понятно, я играю чужую роль. Но почему боится он?

Возможно, уже тогда я бы все поняла, если бы не проклятый утюг. Он мешал сосредоточиться. Во что бы то ни стало надо найти его, чтобы ничто не мешало думать. Муж из прихожей сбежал. Оставшись одна, я попыталась рассуждать, пользуясь дедуктивным методом, хотя сомневалась, что, пряча утюг, Басенька могла им руководствоваться. Где уж ей! Итак, утюг должен находиться там, где гладят. Там же должна быть и гладильная доска. Гладильная доска нигде мне не попадалась на глаза, а она, что тут говорить, побольше утюга, и спрятать ее труднее. Вряд ли хозяйка дома гладит сама, если есть домработница, правда? Домработница гладит, домработница гладит… Если не в кухне, то где? Всего вероятнее, в отведенном ей специальном помещении, то есть в своей комнате.

Гладильная доска и в самом деле стояла в комнате прислуги, в углу за шкафом. Рядом, на полочке, стоял и утюг. Я с трудом удержалась от того, чтобы не помчаться к мужу с радостной вестью.

А потом меня поразило следующее соображение: утюг находился там, где и должен быть, так почему же он не мог его найти? Не знает, что в доме есть домработница? Ну, допустим, раз есть домработница, сам никогда ничего не гладил, даже порток себе, эта сторона жизни его абсолютно не интересовала, допустим, утюг ему понадобился первый раз в жизни и он не имел понятия, где ему положено быть. Допустим. И что искал его в самых несуразных местах из-за сумасбродной Басеньки — тоже понятно. Не понятно только, почему делал это втайне от меня. Тут могут быть разные объяснения. Например, он занимается каким-нибудь нелегальным бизнесом, мошенничеством, злоупотреблениями, не знаю, чем еще, и очень не хочет, чтобы Басенька знала об этом. Вот и с Викторчаком не хотел говорить, пока я не выйду из комнаты. Или такой вариант: он прекрасно знает, что я — не Басенька, по каким-то своим соображениям не показывает мне этого, притворяется, что принял меня за Басеньку, а чужому человеку не желает открывать свои коммерческие тайны и боится, что я пойму, что он понял…